Эдит Сёдергран

Эдит Сёдергран (1892-1923)

Эдит СЁДЕРГРАН (1892-1923)
Edith SÖDERGRAN (1892-1923)

edith-one.jpegИзвестная финская поэтесса Эдит Ирене Сёдергран родилась 4 апреля 1892 года в Петербурге, на Выборгской стороне, в обеспеченной семье финнов, говорящих на шведском языке. Дед Эдит по материнской линии, владелец литейного завода Габриэль Хольмрус, купил своей дочери дом и большой участок земли недалеко от железнодорожной станции Райвола (ныне Рощино) на Карельском перешейке. Отец Эдит, инженер Маттс (Матиас) Сёдергран, был механиком на заводе Нобеля и директором лесопильни, но уже в 1895 году лесопильня была ликвидирована. Весной 1896 года Габриэль Хольмрус умер, оставив состояние около 160 тысяч рублей в деньгах и ценных бумагах; половину получила вдова, половину - его дочь Хелена Ловиса Сёдергран. Мать Эдит Седергран выросла в Петербурге, получила образование в гимназии Анненшуле.

Будущей поэтессе было всего 3 месяца, когда ее родители переехали в Райволу, где она и прожила большую часть своей жизни. Участок семьи Сёдергран находился на юго-западном берегу озера Онкамо. Между домом и водой простирался живописный сад, воспетый Эдит, где росли клены, рябины, лиственницы, березы и вязы. Берег круто спускался к воде. "На дне моего сада лежит сонное озеро", - писала она в одном из стихотворений. На противоположном берегу с крутыми обрывами и ущельями рос высокий сосновый лес и цвел вереск. Юная Эдит плакала, когда этот лес вырубали, чтобы строить дорогие виллы, она пишет об этом в своих школьных стихах на немецком языке. В доме, где жила маленькая семья, было не меньше двенадцати комнат. Семья Сёдергран была довольно богата, но их социальное положение было шатко, так как они не имели культурных традиций и, невзирая на то, что Хелена Сёдергран по образованию была выше многих из ее окружения, семья как бы жила в изоляции. В семье Сёдергран говорили по-шведски. По-фински Хелена Сёдергран говорила с ошибками, а в Райволе шведский язык был родным лишь для доктора Сулина и владелицы почты Ольги Фабрициус. Поэтому Седерграны держались обособленно.

До 1902 года семья жила круглый год в Райволе. Маттс Сёдергран, человек непрактичный и к тому же имевший пристрастие к алкоголю, в результате ряда неудачных операций растратил почти все деньги жены. Тем не менее, осенью 1902 года родители отдали Эдит учиться в самую престижную немецкую женскую гимназию Петербурга - Петришуле на Невском проспекте. Девочка училась хорошо, много читала Мюссе, Рильке, Стриндберга. До 1908 года мать и дочь жили в Петербурге и только летний сезон проводили в Райволе, а Маттс Сёдергран жил в Райволе круглый год.

Летом 1908 года умер от туберкулеза Маттс Сёдергран, а поздней осенью того же года выяснилось, что 16-летняя Эдит унаследовала болезнь отца. Она не успела окончить четвертую четверть седьмого, последнего класса Петришуле: мать забрала ее из школы и увезла в финляндский туберкулезный санаторий в городке Нуммела. В 1908-1914 годах Эдит лечилась в санаториях: в Нуммеле и в швейцарском городе Давосе. В этот же период она совершает с матерью поездки по Европе. И повсюду скучает о Райволе. В 1914 году они возвращаются в Райволу, где Эдит остается до конца своей жизни, совершив лишь несколько поездок в Петербург и в Хельсинки.

Она начала писать стихи еще в гимназические годы, в 15 лет, и пробовала писать на разных языках: из 238 школьных стихотворений 26 написаны на шведском языке, 5 на французском, одно но русском, остальные на немецком. "Я не знаю, кому я несу свои песни, я не знаю, на каком языке я буду завтра писать", - пишет Эдит в своем дневнике, но впоследствии она писала и печаталась только на шведском. Родная Райвола всегда была светлым островком в ее жизни. Здесь и настигла ее любовь. У Эдит начался роман с мужчиной на 16 лет старше ее, физиотерапевтом в Териоках. Их роман длился до поздней зимы 1915 года, когда он уехал на фронт. Больше они не увиделись никогда.

В 1916 году в Хельсинки вышел первый сборник Эдит Сёдергран. Он назывался просто "Стихотворения" ("Dikter"). Уже первый ее сборник стихов внес новые элементы в шведскую лирику. Дебют поэтессы шокировал большинство читателей и был осмеян финскими критиками. Это заставило ее замкнуться, углубиться в выдуманный ею фантастический мир. В её первых стихах есть юношеская меланхолия и страницы северной природы. Она прекрасно знала природу родных мест, которую постоянно одушевляла и наделяла человеческими свойствами. Деревья в ранних стихотворениях Седергран жили и любили, солнечные лучи одаряли нежным поцелуем, звезды всхлипывали. Счастье представлялось юной поэтессе бабочкой, а горе - птицей с большими черными крылами. Товарищи ее детских игр - берег, озеро, дерево детства. Но главное в ее лирике - интонация пророчества. Поэзия мыслилась ею как голос будущего, поэт - его предвестник: "Судьбой поставлена я часовым в предвестье солнца восхода..." ("Восход солнца"). Седергран пишет без оглядки на традиции поэтической формы, и это вызывает непонимание и резкую критику со стороны литературных кругов. В первом сборнике есть несколько рифмованных стихотворений. В дальнейшем Сёдергран отдает предпочтение верлибру. Именно она сделала верлибр полноправной частью финской лирики. Немногие тогда оценили новаторство Эдит Седергран. В первой книге Сёдергран много писала о природе, о своём любимом доме. Здесь и любовные стихи, тот их мотив, который проходит через всю её лирику,- контраст между мужским и женским ощущением любви.

edith-two.jpeg

Ты искал цветок
А нашел плод.
Ты искал родник
А нашел море.
Ты искал женщину
А нашел душу-
Ты разочарован.


Первая мировая война и февральская революция в Петрограде принесли в семью Сёдергран лишения и нищету. Эдит с матерью окончательно поселились в Райволе, в уединении. Здесь рождались очень автобиографические стихи молодой женщины, мечтающей о счастье, но угасающей от неизлечимой болезни. Как и другие, Эдит ожидала от революции светлого будущего, но то, что она увидела весной 1917 года на улицах Петрограда, насторожило ее. А главное, она не знала, что последний раз ходит по родным тротуарам Невского проспекта, по набережным Невы. Её жизнь разрезала новая граница. Недоступный теперь Петроград остался в России, а Райвола - маленьким островком в бушующей гражданской войной Финляндии. После февральской революции Эдит никогда больше не бывала в Петрограде. В ходе гражданской войны Райвола переходила из рук в руки, и Эдит с матерью оказались в водовороте кровавых событий.

Второй сборник стихов Сёдергран "Сентябрьская лира" ("Septemberlyran"), вышедший в 1918 году, в разгар гражданской войны в России и в Финляндии, так же как и первый, был жестоко раскритикован. Её новаторства и белого стиха не поняли, а космический размах ее мировосприятия приняли за бред душевнобольной. В предисловии ко 2-му сборнику Сёдергран дала свое новаторское кредо, изложенное с явным вызовом: "Что мое стихотворчество - поэзия, никто не может отрицать, но что это стихи, я и сама утверждать не хочу. Пытаясь придать ритм непокорным строчкам, я пришла к выводу, что силой образа и слова я владею лишь при полной их свободе от строгого ритма..." Она подтвердила, что не собирается отступать и подчинять свои стихи размеру. После издания второго сборника поэтессы в Финляндии разразился скандал. Стихи ее называли патологическими, а саму поэтессу - душевнобольной. В поддержку Эдит выступило несколько молодых литераторов, прежде всего журналистка Хагар Ульссон, которая написала в книге, опубликованной после смерти поэтессы: "Таков был культурный климат, столь скудна была культурная среда, в которой самая яркая личность в шведскоязычной поэзии Финляндии, страстный, гордый человек с горячей кровью, осуществляла дело своей жизни". А сама Эдит писала: "Я сильна. Я ничего не боюсь. Свет для меня - небо, Даже если погибнет мир - Я не погибну" ("Поля света"). Удивительно, но в самый мрачный период голода и гражданской войны она вдруг обрела второе дыхание, нашла новый источник силы, позволивший ее стихам воспарить над убогой действительностью, нищетой и унижениями.

Поэзия Сёдергран вызывала ожесточенные споры. Одни критики видели в ее стихах только больную фантазию, утверждали, что ее стихи не соприкасаются с земной жизнью. Другие, например, Хагар Ульссон и поэт Гуннар Экелеф, говорили, что ее поэзия намного реалистичнее, чем принято думать, что многие ее стихи связаны с окружавшей ее обстановкой и природой Райволы, занимающей в творчестве поэтессы важнейшее место, что можно понять, только побывав в Райволе.

Следующие два сборника стихотворений "Алтарь роз" ("Rosenaltared", 1919) и "Тень грядущего" ("Framtidens skugga", 1920) также отмечены экстатическим воспеванием прекрасного. Это призыв прорицательницы к "талантливым душам", к аристократам духа в стремлении объединить их и изменить мир. В этих стихах нет и тени жалоб. И все же наступило время, когда иллюзия триумфа уже не спасала ее. В это время гражданской войны, когда Райвола переходила из рук в руки, тяжело больная, полунищая Эдит увлеклась Заратустрой. Философия Ницше поддерживала Сёдергран и независимость, присущую ее личности. Стихи этих лет провозглашают триумф жизни. Но скоро власть Ницше, которым до этого она зачитывалась, над ней кончилась... Бедность, болезнь, скудость общения с внешним миром, отсутствие книг, слишком долгое душевное уединение вынуждают Эдит замкнуться в себе, приводят к депрессии. Она умолкает, находя утешение в общении с природой - деревьями, травой, цветами, птицами, ее котом. Она пьет "мудрость из сочных крон сосен", пьет "правду из сухого ствола березы", пьет "силу из самой тонкой травинки", порывая с бывшими кумирами:

edith-three.jpeg    …Фальшивой мудрости забудь уроки,
     Теперь наставники твои сосна и вереск.
     Из книг твоих любимых лжепророков
     Мы славный разожжем костер на берегу,
     Под ветром весело огонь запляшет….


Она начинает писать лишь летом 1922 года, работает над антологией шведскоязычной поэзии Финляндии, переводя ее на немецкий, переводит несколько стихотворений Бальмонта и Северянина на шведский. Из русских поэтов Э.Сёдергран особенно был близок Игорь Северянин. Она неоднократно восхищалась его поэзией, писала, что "такое высшее очарование может появиться только в России, также как балерина Анна Павлова и певец Ф.Шаляпин. Позже Сёдергран сделала много переводов И.Северянина для финско-шведского журнала "Ультра".

Образ Петербурга занимает большое место в творчестве Э.Сёдергран. Еще в школьных стихах звучит любовь к родному городу, его проспектам, фигурирует величавая Нева ночью, отражающая тысячи фонарей. Но в то же время воздух города душит ее туманами, а стены домов "как преграды взору". Для поэзии Сёдергран характерен всемирный размах. Чувство причастности к космическим силам звучит особенно в стихотворении "Триумф жизни" (1919):


"Чего бояться мне? Я дочь Вселенной.
Частица малая ее великой силы.
Мир одинокий в сонмище миров,
Звезда как точка окончанья жизни".


А рамки реальной жизни Эдит все более сужались. Болезнь прогрессировала. Последние годы она жила с матерью уединенно, в трудных денежных условиях в Райволе, в краю озер и поросших соснами холмов, в доме с мезонином и большой верандой. Старые деревья стояли вплотную, касаясь крыши. В доме царили кошки, любимого кота звали Тотти.

В последние годы жизни, после продолжительного молчания и депрессии, к Сёдергран вернулось вдохновение. Этому способствовало то, что группа молодых финских писателей, объединившихся вокруг журнала "Ультра", провозгласила её знаменосцем поэтического модернизма. Последние стихи Эдит Седергран, вошедшие в ее посмертный сборник "Страна, которой нет" ("Landet som icke ar"), изданный Хагар Ульссон в 1925 году, полны глубокого лиризма. Мать Эдит нашла после смерти дочери стихотворение, где она прощается с жизнью и переносится в "Страну, которой нет":

 

Моя жизнь была жаром заблуждений,
Но одно я нашла и завоевала -
Дорогу в страну, которой нет.


Она скончалась от туберкулеза в Райволе в восемь часов вечера 24 июня 1923 года в возрасте 31 года. По словам ее матери она умерла так же тихо, как жила и страдала. На похоронах на сельском православном кладбище присутствовало 20-30 знакомых, к удивлению которых мать Эдит, Хелена Сёдергран смогла угостить их кофе с пшеничными булочками. Хелена Сёдергран пережила свою дочь более чем на полтора десятилетия: в 1939 году эвакуация с Карельского перешейка отняла у нее последние силы…

edith-four.jpegВначале на могиле Эдит Сёдергран стоял деревянный крест, позднее крест сменила красивая стела работы Вяйно Аалтонена, которая во время войны исчезла. В конце 1950-х годов два финских журналиста - Тито Колиандер и Оскар Парланд (родственник архитектора Парланда) приехали в Рощино и по описанию в книге Тидестрема нашли примерное место ее могилы. Здесь не раз проходили военные действия, все сровнялось с землей. От старой Райволы ничего не осталось: ни дома Эдит, ни знаменитого сада, ни православной церкви, ни кладбища, точного места ее могилы не знает уже никто. Судьба Эдит не была спокойной при жизни, ей было суждено родиться и жить на границе веков, государств, литератур, языков. Не дала судьба ей покоя и после смерти: три раза менялись границы над ее могилой, шумели войны, гремели разрывы снарядов... В 1960 году финны поставили на самом берегу озера новую стелу. На памятнике строки ее стихов:


Se har ar
evighetens strand
har brusar
strommen forbi
och daden
spelar i buskarna
sin samma
entoniga melodi.

(Вот это есть
берег вечности.
Здесь шумит
поток мимо.
А смерть
играет в кустах
свою собственную
однотонную мелодию.)


На торжественном открытии памятника присутствовали Александр Прокофьев, Вера Инбер, Михаил Дудин.

Неподалеку от могилы Эдит в 1992 году, в год ее 100-летнего юбилея, появился сидящий на гранитном валуне бронзовый кот Тотти (по-шведски правильнее Тутти) - полосатый любимец Эдит, которого застрелил Галкин, ее сосед по усадьбе. Говорят, Эдит очень горевала, похоронив его. По другой версии Тотти умер на могиле Эдит от тоски. Эта скульптура выполнена финским скульптором Ниной Терно на деньги общества Эдит Седергран с центром в Нэрпесе (Нарпио). По ходатайству этого общества, а также Союза шведскоязычных писателей Финляндии и Союза писателей Санкт- Петербурга установлены побратимские связи между Нэрпесом и Рощино, а нынешний парк, где находится могила поэтессы, получил ее имя.

Эдит Сёдергран - легендарное имя. За свою короткую жизнь она стала известным лириком, новатором, оказавшим большое влияние на скандинавскую поэзию. Сейчас Эдит Сёдергран называют наиболее читаемым и известным шведскоязычным поэтом Финляндии. Литературное наследство Эдит Сёдергран по объему невелико, но эстетика и техника ее стиха настолько сложны, что литературоведы и биографы вот уже более 80 лет ломают голову над изучением ее творчества. Стихи Сёдергран переведены на многие языки, на шведском и финском их читают давно. Поэтесса "серебряного века", Эдит Сёдергран была признана родоначальницей и самым ярким представителем финского модернизма. Могилу поэтессы в Рощино покажет каждый, но за исключением самих рощинцев и литературоведов, об Эдит Сёдергран, к сожалению, почти никто не знает.

 

Душа ее была нежной и проницательной. Она осталась в ее стихах, дав им обаяние и долговечность. Ее стихи учат мужеству преодоления, нежности любви, благородству красоты и верности человеческому братству. Ее поэзия светла и задумчива. Она ничего не боится, даже времени.

Михаил Дудин

 


Из сборника "Возвращение домой"

Издательство "Детская литература", 1980

СТИХОТВОРЕНИЯ

Перевод: Михаила Дудина


 УСЛОВИЕ


Я не могу
Без действия прожить.
И я умру - прикованная к лире.
Ах, если бы она была прекрасней
Всех лир на свете, я бы заплатила
Ей верностью пылающей души.


Тот, кто руками в ссадинах и шрамах
Не хочет рушить стену серых буден,
Пусть погибает молча у стены.
Он не достоин видеть солнце жизни.

 


 

ТРИУМФ ЖИЗНИ


Чего бояться мне? Я дочь Вселенной,
Частица малая ее великой силы,
Мир одинокий в сонмище миров,
Звезда, как точка окончанья жизни.
О, счастье жить, дышать и понимать,
Как ледяное время бьется в жилах
И слушать ночь, течение ее,
Стоять и петь под солнцем на горе!
Вот я иду по солнцу. Я стою
На солнце, заполняющем весь мир.
Ты, солнце, рушишь, изменяя, время
И хитрости придумываешь, чтобы
Заставить жить меня: зерном,
Кольцом змеи, седеющим утесом
В пучине моря. Время, уходи
С дороги жизни! Ты убийца, время!
Мне солнце медом наполняет грудь.
Пусть звезды гаснут рано или поздно,-
Свети, звезда! У света страха нет!

 


 

ЧУЖИЕ СТРАНЫ


Душе моей чужие снятся страны,
Как будто нет в далекой стороне
Двух одиноких валунов, куда мне
Вернуться мысли тайные велят.
Картину эту некий чужестранец
На грифельной доске моей души
Нарисовал. Проходят дни и ночи.
Я думаю о том, что не свершится.
Печаль моей души утолена.

 


 

БЛУЖДАЮЩИЕ ОБЛАКА


На горных склонах в ожиданье ветра
Блуждающие стынут облака.
Но ветер их не гонит по ущельям,
Не поднимает к солнцу выше гор.


И вот они совсем закрыли солнце,-
Висят тяжелые, как флаги будней,
И монотонно дни уходят в вечность,
Как музыка в раскрытое окно.


Еще пестреет осени ковер.
Крепки, как сахар, белые вершины.
В долину с гор спускается зима.
И горы улыбаются.

 


 

СЕВЕРНАЯ ВЕСНА


Все воздушные замки растаяли снегом в долине.
Все мечты утекли, словно полые воды под мост.
Из всего, что любила, остались в сердечном помине
Только синее небо да бледная музыка звезд.


Ветер в ветках играет, и слушают ветер деревья.
Пустота отдыхает. И грезит вода о весне.
И старинная ель, охмелев от тумана доверья,
Одинокое облако тихо целует во сне.

 


 

ДОЧЬ ЛЕСА СВЕТЛАЯ


Ах, разве это было не вчера,-
Дочь леса светлая свою справляла свадьбу,
И вместе с нею веселились все?
Она была и птицей, и ручьем,
Тропинкой тайной и кустом веселым,
Она была бесстрашной и хмельной,
Она не знала этой ночью меры
Стыдливости и смеха, попросив
Калиновую дудку у кукушки.
Она прошла танцуя меж озер,
Наигрывая песенку, и - сразу
Ни одного несчастного не стало
На праздничной, на свадебной земле.
Дочь леса светлая не признает печали.
Над светлым ликом волосы ее
Светлы, и в них цветет мечта
И тайное очарованье страсти.
Вот почему на свадьбе у нее
Стояли гордо сосны по обрывам,
И елочки плясали между них,
И можжевельник пел на солнцепеке,
И одевались в венчики ромашки,
Леса роняли семена в сердца
Людей, а у людей в глазах,
Переливаясь,
          искрились озера
И бабочки порхали над водой.

 


 

РОЗА


Я выросла в твоем саду, любимый,
И утолила жажду под дождем,
И напилась под ярким солнцем зноя,
И расцвела, и - жду тебя теперь.

 


 

ОЖИДАНИЕ


Я здесь одна у озера лесного
Дружу с большой семьею старых елей
И тайнами сердечными делюсь
С кудрявыми рябинками. Я жду.
Но никого не видно на тропинке.
Ромашки мне кивают головами.
Щекочет шею тонкий стебелек.
Все это называется любовью.

 


 

НОКТЮРН


В серебряном растворе,
За дюнами, вольна,
Перебирает море
Полночная волна.


Печальные туманы
И серебро волны
Хранят, как великаны,
В долине валуны.


И веет до рассвета
Под белою луной
Благословеньем лета,
Мечтой и тишиной.

 


 

ЛЕСНОЕ ОЗЕРО


В янтарном солнце круча.
И с кручи видно мне:
Плывет по небу туча
И остров - по волне.


А сладость до отвала
Насытила стволы.
И в сердце мне запала
Жемчужина смолы.

 


 

ОСЕНЬ


Деревья обнажились и открыли
Дорогу небу, воздуху и свету
В твой легкий дом на берегу высоком
И отразились в зеркале воды.
Там девочка в туманно-серой дымке
Несет цветы кому-то, и за нею
Взлетают стаи серебристо-белых
Птиц над горизонтальною водой.

 


 

БЛЕДНОЕ ОЗЕРО ОСЕНЬЮ


Бледному озеру осенью
Снятся туманные сны
О белом весеннем острове,
Утонувшем в морской дали.


Бледного озера осенью
Зеркало, скрытое в тень,
Тихо глядит из просини
На умирающий день.


Бледное озеро осенью
Соединяет на миг
Жизни высокое небо
С гибелью сонной волны.

 


 

ВЕЧЕР


Я слышать не хочу печальной сказки слово,
Которую рассказывает лес.
Там вздох листвы
И хвойный шепот снова,
Там тени меж стволами бестолково
Сбегаются стволам наперерез.


Скорей к дороге!
Нас не встретит лихо,
Где меж канав, петляя наугад,
Дорога поднимается и тихо
Глядит на перевернутый закат.

 


 

НА БЕРЕГУ


Мне тоскливо и тревожно в серый день над серым морем.
Я смеюсь навстречу солнцу и люблю дразнить соленый
Ветер в брызгах белой пены над высокою волной.
Я живу в пещере вместе с темными нетопырями.
Я бела и я красива, и глаза мои лукавы.
Не найдешь на целом свете ног прекраснее моих,
Я их мою то и дело и водой, и легкой пеной,
Руки у меня нежнее самой нежной белизны.
Я сияю счастьем, словно этот берег. А когда
Я смотрю в глаза прохожим, в очи путников случайных,
То они покой теряют до скончанья дней своих.
Отчего ж я опускаю тихо голову на руки,
Почему мне сердце давит непонятной боли груз?
...Я тогда ушиблась больно о скалу, когда хотела
Умереть, напрасно руки простирая вслед пришельцу,
Промелькнувшему однажды на пустынном берегу.

 


 

* * *
Скажи, затворница, когда-нибудь
Смотрела ль ты через решетку сада
На синие вечерние тропинки
Своих мечтаний? Ощущала ль ты
На языке невыплаканных слез
Ожог соленый, в тихий миг, когда
Над сумраком нехоженых дорог
В кровавой туче исчезало солнце?

 


 

МОЯ ДУША


Моя душа об истине молчит.
Она смеется или тихо плачет.
Она не помнит и не защищает
И не умеет возвышать других.
Мне в детстве море опалило синью
Глаза, а в юности цветок
Краснее красной крови, а сейчас
Сидит передо мною чужестранец,
Бесцветно молчаливый, как дракон.
Но я не дева в красно-белом платье
И у меня подглазины темны.

 


 

ПЕСНЯ НА ГОРЕ


Солнце в пене морской потонуло, и берег заснул.
А высоко в горах чья-то боль о несбыточном пела.
Песня падала в воду, и горького голоса гул
Затихал, умирая на кромке ночного предела.


И пришла тишина. И представила я в тишине
На вечерней скале одинокое сердце, от боли
Исходившее кровью и песней в седой вышине
О прекрасной судьбе, что уже не воротится боле.

 


 

СВЕЖЕЕТ ДЕНЬ
I
Свежеет день... Но вот моя рука,
Испей с нее тепло весенней крови.
Возьми ее. Тревожно и светло
Она белеет в сумраке вечернем.
Возьми желанья узких плеч моих...
Познания благословенна ночь,
Упавшая на грудь мою твоею
Доверчивой тяжелой головой.

II
Ты кинул розу красную любви
На грудь мою. Горячими руками
Держу я крепко, прижимая к сердцу,
Так быстро увядающую розу.
Возлюбленный с холодными глазами,
Я принимаю гордую корону
Из рук твоих, склоняясь головой.

III
Я впервые его увидала сегодня.
Задрожав, я узнала его. И сейчас
Еще чувствую сильную руку его
На запястье своем. Где ж мой девичий смех
И свобода с закинутой гордо надменной
Головой? Еще телом, в восторге дрожащим,
Ощущаю железную хватку. И слышу
Жесткий голос, хлестнувший по хрупкой мечте.

IV
Ты искал цветок,
А нашел яблоко.
Ты искал родник,
А нашел море.
Ты искал женщину,
А нашел душу.
Ты разочарован...

 


 

ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ


Пусть реки убегают под мосты,
Пусть у обочин светятся ромашки,
И пусть леса склоняются к земле,-
Мне это все равно, все безразлично.
И черным стало белое с тех пор,
Когда не я, а женщина чужая
Ушла вдвоем с возлюбленным моим.

 


 

ОСЕННИЕ ДНИ


Прозрачны дни осенние. Прозрачны
Окрашенные в золото леса,
Улыбкой осененные осенней...
Как хорошо забыться без желаний,
Заснуть, устав цвести и зеленеть,
С венком вина рябин у изголовья...
Осенний день недолог и его
Прохладны пальцы, и в прохладных снах
Повсюду видит он необозримый
Снежинок рой, слетающий с небес.

 


 

ЖЕЛАНИЕ


Я мечтаю: во всем нашем солнечном мире
О забытой поляне в пустынном саду,
Там, где греется кот на скамейке.
Там хотела бы я посидеть,
Прижимая
К сердцу белый единственный в мире конверт.
Вот и все, что мне надо.

 


 

А ЧТО ЖЕ ЗАВТРА?


А что же завтра? Завтра, без тебя,
Другие руки с той же самой болью.

Но я уйду, чтоб сделаться мудрей.
Потом вернусь в твои глаза обратно
С другого неба, с новым откровеньем,
Все с тем же взглядом, но с другой звезды,
С желаньем новым в старой оболочке;
Всей злостью и всей верностью вернусь,
Чтоб из пустыни сердца твоего
Вести борьбу жестокую с собою,
С предначертанием собственной судьбы.
Затем с улыбкой шелковую нитку
Перевяжу на пальце, а клубок
Твоей судьбы запрячу в складки платья.

 


 

ГАМЛЕТ


Что хочет сердце смертное мое?
Оно молчит и ничего не хочет.
Из судороги неба и земли
Возникнул призрак серый, словно пепел.
Я думаю. Я знаю, он придет
В какое-то случайное мгновенье.-
Он видит через запертую дверь
Меня и мне протягивает руку.
И выбора нет больше на земле.
Где истина? Над истиной туман.
Она живет меж змей и пепла в склепе.
Но я иду за ней и освещаю
Ей путь своим скорбящим фонарем.

 


 

В ЛЕСАХ ДРЕМУЧИХ


В лесах дремучих я блуждала долго
Тропинкой счастья детства моего.

В горах высоких я одна искала
Воздушный замок юности моей.

В твоем саду веселая кукушка
Отсчитывает счастье, но не мне.

 


 

НАДЕЖДА


Отныне быть хочу бесцеремонной.
Высокий стиль не по моей душе,-
Закатываю рукава по локти,
Как на дрожжах стиха восходит тесто,-
Обидно, что нельзя испечь собор.
Форм благородство - цель моих желаний.
Я тоже современности дитя,
И дух мой тоже ищет оболочку
Достойную. И я должна испечь
Собор, пока живу на свете.

 


 

СКЕРЦО


На небе ясно, и на сердце ясно,
И я едина с этой звездной ночью,
Сидящая, дрожа, на тонкой нитке,
Протянутой на землю от звезды.

Ты словно преисподняя, о время,
Обманываешь нехотя меня,
Опасностью для рук канатоходца,
Опасностью для легких ног моих.

Погибни, время!
Каждая звезда
В лицо мне говорит: - Я - это ты!
Побудь со мною! - и целует в губы.
И звездное смыкается кольцо,
И всю мою земную оболочку,
Кружа, окутывает звездный пух.
Что делать мне, смеяться или плакать?
Мечтает вечер.
          А морской король
Из раковины пьет и не напьется.
Встает плясунья посредине ночи
И - на колени, простирая руки,
Шлет поцелуй прекрасному вослед.

 


 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ


Дерево моего детства ликует вокруг меня.
Травинка меня приветствует, голову наклоня.
И я склоняюсь к травинке среди тишины лесной.
Все прошлое остается навек за моей спиной.
Моими друзьями отныне под сенью родных небес
Опять становятся озеро, берег его и лес.

Я мудрость беру у ели, чей синий шатер высок.
Мне истину мира дарит березы сладчайший сок.
Из стебля лесной травинки душа моя силу пьет.
Великий защитник жизни мне руку свою дает.

 


 

ЛЕТО В ГОРАХ


Поднимается в горы неяркое лето.
Зацветают луга.
Улыбается хижина старою дверью.
И негромко ручей, словно вечное счастье, журчит.

 


 

НЕ СОБИРАЙТЕ ЗОЛОТО И КАМНИ


Зачем вам, люди, золото и камни?
Да будут переполнены сердца
Живой мечтой, пылающей, как уголь.
Достаньте драгоценные рубины
Из гордых взглядов ангелов.
                    Испейте
Воды холодной из колодцев ада,
Но только не копите драгоценных
Камней и побрякушек золотых,
Достойных разве жалких попрошаек,-
А подарите, люди, детям вашим
Еще никем не виданную силу
Прорваться сквозь небесные врата.

 


 

ОБ ОСЕНИ


Приходит осень.
            Золотые птицы
Летят на юг над синею водой.
А я одна на берегу песчаном
Сижу и слышу тихое:
               прощай.
Прощанье велико и неизбежно
Мне будущую встречу обещает,
И легкий сон с ладонью иод щекою,
С тишайшим материнским поцелуем
На сердце и на сомкнутых ресницах:
- Усни, дитя, до солнца далеко.

 


 

СОШЕСТВИЕ В ЦАРСТВО ТЕНЕЙ


Смотри! У вечности в гостях
Поток бежит по дну.
И смерть играет здесь в кустах
Мелодию одну.

Смерть! Почему умолкла ты?
Мы шли издалека.
Изголодались наши рты
И души - в песне правоты,
Связующей века.

 
Венок, который снился мне,
К твоим ногам кладу.
Дай мне в диковинной стране
Увидеть череду
Колонн и пальм, где, словно зной,
Сквозит волна тоски земной.

 


 

СТРАНА, КОТОРОЙ НЕТ


По той стране, которой нет, тоскую.
Ведь то, что есть - желать душа устала.
А светлая душа серебряные руны
Поет мне о стране, которой нет.
Там исполнение желаний наших.
Там нет цепей. Там лунная роса
Ложится на пылающие лица.
Я жизнь свою в горячке прожила.
Но как мне удалось, сама не знаю,
Найти страну, которой нет.
А в той стране, в сияющей короле,
Мой навсегда возлюбленный живет.
- Любимый мой! -зову я. Ночь молчит.
Высоко свод вздымается небесный,
И в бесконечных голубых глубинах
Теряется мой голос...
                Но дитя
Страданий человеческих превыше
Небесных сводов простирает руки
И слышит сердцем:-Я есть тот, кого
Ты любишь ныне и обречена
Любить всегда...

 


 

Я ОБОШЛА ГАЛАКТИКИ ПЕШКОМ


Я обошла галактики пешком,
Разыскивая красных ниток к платью.
Я чистотой предчувствия полна.
Там посреди Вселенной между звезд
Висит мое искрящееся сердце,
И каждый вздрог его неповторимый
К другим 'безмерным устремлен сердцам.

 


 

ПЕРЕД ПАМЯТНИКОМ ЭДИТ СЕДЕРГРАН В ПОСЕЛКЕ РОЩИНО
                          Михаил Дудин


Здесь муза русской страсти
На шведском языке
Вам о земной напасти
Гадала по руке.

И был душе несносен,
Душой не обогрет
В колоннах финских сосен
Молочной ночи бред.

Потом зима пестрела
Костром, и между слег
На пепел артобстрела
Летел безгрешный снег.

И вот сегодня снова,
Слетая со страниц,
Печалит ваше слово
Скрещенье трех границ.

На мелкие осколки
Дробится звездный мост,
И падает на елки
Хрустальный пепел звезд.